В Российском новом университете прошла международная научная конференция “Цивилизация знаний: глобальный кризис и инновационный выбор России”. Один из участников конференции, ученый-экономист, директор Центрального экономико-математического института, член-корреспондент РАН Г.Б. Клейнер рассказал ИА REGNUM Новости о своем видении путей выхода из современного кризиса.
– Георгий Борисович, как вы можете охарактеризовать, оценить кризис?
– Я пришел к следующему выводу: внутри понятия “кризис” существует четыре кризиса:
1) кризис как образ;
2) кризис как явление – джинн, который выпущен из бутылки, из лампы;
3) дым, который окружает этого джинна;
4) сама лампа.
По-английски “джинн” и “гений” – слова одного корня. Джинны обладают гениальными способностями – они могут возводить и разрушать дворцы, менять жизнь целых сообществ. Что же заставило кризисного джинна выйти из лампы и начать свою разрушительную деятельность? Этот джинн оказался неожиданно системным. Начавшись как финансовый, начавшись как кризис появления плохих ипотечных долгов, начавшись как кризис переоценки ипотечных залоговых ценностей, он неожиданно распространился и на другие сферы экономики и общественной жизни.
То, что всеми считалось незыблемым, незыблемо ценным, и то, что могло быть предметом обмена как своеобразные деньги – ипотека, ипотечные кредиты – пошатнулось. Что может быть более неподвижным, более устойчивым, чем недвижимость? Мы вкладываем деньги в недвижимость, с перестроечных лет мы понимаем, что недвижимость – это якорь. И вот якорь всплыл, оказалось, что он легок…
Весь мир базировался на доверии к эталону. И вдруг это доверие было разрушено. Утрата общих ценностей привела к тому, что разные люди стали оценивать разные блага по-разному… И никто из них не мог доказать свою правоту. Произошла история, аналогична истории с Вавилонской башней… Общих ценностей нет, и происходит только видимость общения. Невозможно доказать ни одну мысль, невозможно произвести ни один обмен с уверенностью, что тебя не обманут. Сорос назвал этот кризис “рефлексивным” – не финансовым, не экономическим, не социально-экономическим, а кризисом мышления.
– В чем еще выразился кризис мышления?
– Мы жили в мире растущей экономики так же, как мы живем в мире растущих людей: они рождаются, сначала они маленькие, потом они растут… Ты можешь расти медленно, можешь расти быстро, можешь сойти с круга, если не растешь. А сейчас выяснилось, что процессы обратимы. Мы искали точки роста, но не нашли.
Оказалось, что экономика обратима – и это большое и неприятное открытие. Стало ясно, что мы можем передавать друг другу не только гены роста, но и гены падения. Как фишки домино, опрокидывая друг друга, стали рушиться предприятия… Выяснилось, что предприятия связаны сильнее, чем мы думали, и спад одного предприятия “кладет” множество других. А когда кризис носит рефлексивный характер, то достаточно одной мысли о панике – и все, горим! Так что создание необходимого множества самостоятельных объектов – это необходимое условие предотвращения распространения кризиса.
Еще один признак кризиса – снижение экономического разнообразия. В экономике должно быть определенное количество разнообразных самостоятельных устойчивых объектов – например, предприятий. Должно быть разнообразие – работать ли на крупном предприятии, на мелком. Работник должен выбрать себе по плечу и работу, и жизнь. Некоторые любят работать в конкурентной борьбе, другие предпочитают коллектив более мягкий. Если работник работу не выбрал, его труд будет менее эффективным. Разнообразие – это путь к эффективности.
Это был кризис как явление. Теперь еще одна ипостась кризиса – кризис как генезис. Хочу сказать, что из этого кризиса надо извлечь положительные эффекты. Раз уж он такой у нас всемирный, то должен, во-первых, привести к существенному изменению институционального устройства общества в мировом масштабе, во-вторых – к существенному изменению экономической теории.
– Какими должны быть изменения в теории?
– Те теории, которые ориентировались на чисто рыночное регулирование, оказались скомпрометированными. Те теории, которые ориентировались исключительно на вертикаль власти, тоже оказались скомпрометированными. Нужно искать теорию, которая обеспечивала бы заполнение экономического пространства между низом и верхом, Востоком и Западом и так далее. Должно быть не пустое пространство, где отдельные агенты что-то там делают.
Экономика должна быть единым целостным пространством, обладающим достаточной, но не чрезмерной плотностью. Сейчас она дифференцируется до максимальной степени. Инвестиции различаются в России по субъектам федерации в десятки тысяч раз. В десятки тысяч! Дифференциация социальная также очень высока. Дифференциация по отраслям гигантская. Дифференциация зарплат компаний колоссальная – за одну и ту же работу люди получают совершенно разную зарплату. Почему это должно быть так? Гармонизация экономики с неба не свалится. Это требует затрат. Должна быть специальная строка в бюджете – затраты на гармонизацию.
– А кто может это регулировать?
– Вот тут мы с вами вступаем в область новой научной теории. В 2002 году Янош Корнаи – венгерский, позже американский экономист, автор такой известной книги, как “Дефицит” – выдвинул теорию системной парадигмы, где сказал то, о чем мы с вами боялись сказать. Он сказал, что основной единицей анализа должен быть не человек, как в неоклассической теории, и даже не институт, как в более новой институциональной теории, а социально-экономическая система. Системы могут быть вложены одна в другую, пересекаться… Их надо анализировать, потому что наши предпочтения, интересы в значительной степени продиктованы интересами системы. И когда начали смотреть на системы, выяснилось, что экономические системы имеют определенную структуру, включают в себя семь подсистем.
А с точки зрения внешней классификации, оказалось, что существует только четыре типа систем:
1) объекты (ограниченное пространственное расположение, неограниченное временное – страна, предприятие, человек);
2) проекты (есть начало – есть конец, я хочу построить дом – вот тебе деньги, строй дом, а через два месяца, если все удачно, то я тебя не знаю, и ты меня не знаешь);
3) процессы (например, процесс ценообразования, процесс диффузии инноваций);
4) среды (инвестиционный климат, судебная система и тому подобное).
Законодательное обеспечение деятельности объектов в достаточной степени разработано: есть гражданский кодекс и так далее. А если вы организовали проект – какая у вас ответственность? Никакой. Тогда рождаются фирмы-однодневки, которые притворяются объектом, а на самом деле являются проектом. Ему и оформиться-то негде. Нет реестра проектов. Нужно легитимизировать все формы экономической активности. По крайней мере, эти четыре.
И теперь, когда у нас есть такой аппарат, мы можем рассмотреть кризис как систему проектного типа, у которой есть ограниченное распространение, есть начало и есть конец. Эта система производит токсичные продукты кризиса. Среди них: прокризисное мышление, дезорганизация, утрата доверия, концентрация внимания на негативных явлениях своей истории и так далее. Когда в страну проникает подобная система, она начинает эти токсичные продукты распространять и парализует экономику.
При этом дым, который окружает джинна, связан с тем, что непрозрачна среда, которая окружает экономику. Она оказалась замутненной. Кто её замутнил? Такие компании, аудиторские и рейтинговые, как “Артур Андерсен” и другие. Они снабжали нас данными, говорили, что все хорошо… Выяснилось, что все плохо. Среда оказалась непрозрачной. Из этой среды появились вирусы этого кризиса…
А что же тогда за лампа, из которой джинн вышел? Лампа нам тоже хорошо известна. Это управление на уровне предприятий, корпоративное управление. Мы говорим, что реальный сектор оторвался от виртуального – но где же этот отрыв произошел? Где они вообще соединяются? На уровне корпоративных предприятий. Работники знают, чего стоят акции их предприятия. Но они не передают этого знания наверх или передают в искаженном виде. Участники предприятия – работники, менеджеры, владельцы – не сбалансированы друг с другом. Мы видим, что собственники творят, что хотят. Закрывают предприятия, выжимают из предприятия все деньги, отправляют их в оффшор. Предприятие, которое должно быть закрыто, как сумка, имеет дыры, через которые все идет не в экономику, а в личную собственность. А ответственность собственника равна нулю. По определению ответственность собственника равна стоимости его акций. Менеджер ответственен, работник тоже, а собственник ни за что не отвечает. У нас большинство предприятий – хозяйственные общества с ограниченной ответственностью. Ответственность только в размере вкладов. Никто не имеет права арестовать имущество собственника, если его предприятие обанкротилось.
– А на Западе?
– И на Западе тоже. Но на Западе есть понятие репутации, чего у нас нет. Должна быть перестроена вся система корпоративного управления. С тем, чтобы права и ответственность каждого были бы сбалансированы, преодолен тот самый кризис корпоративного управления, который хорошо известен народу. В начале 2000-х годов это было популярной темой. Кого-то посадили, и все закончилось. А в 2008 году из этой лампы вырвался джинн мирового кризиса. И теперь мы, экономисты, обладая таким взглядом, можем сказать, что можно и чего нельзя делать. Основная задача состоит не в том, чтобы подталкивать под локоть правительство, а в том, чтобы придумать, обсудить модель будущего устройства экономики, устройства корпорации будущего, спектр этих моделей для разных стран. Важны общие черты этих моделей. Сейчас мы видим общие провалы, надо понять, чем их заполнить.
Первой должна пройти реформа корпоративного управления, а второй – рейтинговых и аудиторских организаций, информационных служб, которые обеспечивают связь между обществом и корпорациями.
– А как повысить достоверность информации рейтинговых и аудиторских фирм?
Нужно строить новую институциональную систему, которая бы включала и неформальные вещи типа кодексов профессионального поведения, и формальные типа лицензий. Должна измениться система выдвижения кадров. Честные люди есть, но их мало выдвигают. И дело здесь не в затратах. Здесь должно быть правильное понимание.
– Но для этого, наверное, должно пройти пять тысяч лет…
Даже если та система, о которой мы говорим, никогда не будет построена, мы её должны видеть как ориентир. В общем, чтобы загнать этого джинна обратно в лампу, надо, во-первых, развеять дым – очистить среду, которая в экономике сложилась, а во-вторых, хорошенько почистить лампу, то есть наши предприятия, где, собственно, и рождается экономика.
Интервью информационному агентству REGNUM.