В последние десятилетия ХХ века произошли не только кардинальные перемены в реальной экономике, связанные с изменением социально-экономического уклада целого ряда стран (переход от социализма к капитализму, геополитические изменения) и мирового сообщества в целом (глобализация, Интернет), но и весьма существенные сдвиги в теоретическом базисе экономической науки. Взамен традиционных для основного течения экономической теории представлений о рыночной экономике как ­пустом» пространстве Ę вместилище автономных микроагентов – своеобразных “амеб”, реагирующих на изменение конъюнктуры спроса и предложения таким образом, чтобы максимизировать собственную прибыль, пришли иные концепции, в которых главную роль играют социальные и экономические институты, различного рода интеграционные связи, системы доверия и кооперации, связывающие не только потребителей и производителей, но и государство и предприятия. Другими словами, теоретики стали обращать внимание не только на конкурентные “силы отталкивания” между экономическими агентами, стремящиеся превратить экономику в атомизированную систему, своего рода бесструктурный песок, но и на кооперационные “силы притяжения”, способствующие структурированию, организации и взаимозависимости. Социально экономическое пространство из «ньютоновского» – однородного и пустого превратилось в ­эйнштейновское» – анизотропное, наполненное институтами, интересами, ожиданиями. Кроме того, более активно, чем раньше, во внимание стали приниматься и ­силы инерции», реализующие эволюционное развитие экономических объектов и систем во времени. Трассы, описываемые движение социально-экономических объектов в соответствующих пространствах, стали предметом специального рассмотрения под углом зрения коэволюции Ę согласованного параллельного развития (Ходжсон, 2004).